Концепция волевого акта у преп. Максима Исповедника в свете теоретических представлений современной психиатрии
Тезисы
1. Традиционно в святоотеческой антропологии представления о волевом акте базировались на Аристотеле (Никомахова этика) в редакции Немесия Эмесского (О природе человека) и не затрагивали важных для догматики тем. Так, например, вопрос о свободе воли не требовал для своего разрешения подробной концепции того, как устроен волевой акт.
2. В богословских спорах VI века ситуация изменилась в связи со спорами о «неведении» Христа и ересью агноитов. Нужна была концепция, связывающая волевой акт с его субъектом. Такой концепцией стало понятие γνώμη как ипостасной воли, единой для Христа (ипостаси Сына) как по божеству, так и по человечеству.
3. Сложившееся и ставшее общепринятым в VI веке понятие γνώμη оказалось исключительно удобным для формирования христологии монофелитов (на рубеже VI и VII веков и в начале VII века), хотя в целом монофелитские христологические системы (их было несколько) в своей специфике к этому понятию не сводились.
4. В такой ситуации преп. Максиму Исповеднику приходится, отталкиваясь от Аристотеля и Немесия, сформулировать совершенно новую концепцию волевого акта, в которой понятие γνώμη перестает быть относимым к ипостаси Логоса и остается применимым только лишь к человеческим ипостасям. По сути дела, Максим создает психологическую концепцию, применимую только к человеку, но не к Богу и не к Богочеловеку.
5. Эта концепция обнаруживает очень близкое структурное сходство с психологической концепцией личности, которая формировалась сначала в школе британского психоанализа, возглавлявшейся Меланией Кляйн, и в так называемой middle school психоанализа середины ХХ века (Винникотт), а затем в теории субъект-объектных отношений Эдит Якобсон и, наконец, в концепциях Self (в отличие от Ego) Хайнца Кохута и Отто Кернберга.
6. В этих концепциях пониманию γνώμη у Максима близко соответствует понятие катексиса либидинозных и агрессивных стремлений, причем, для достижения полного структурного сходства с концепцией Максима необходимо, на мой взгляд, принять поправку, которую пытались внести в психоанализ середины ХХ века, с одной стороны, Отто Ранк, и, с другой стороны, Виктор Франкл: а именно, принять стремление к «смыслу», или «креативность», в качестве столь же фундаментального стремления, что и либидо и агрессия (как они понимаются у Мелании Кляйн и ее наследников).
7. Именно уравнивание в правах понятия «креативности» с «либидо» и «агрессией» позволяют вернуться от психоаналитической концепции личности к античной и, в особенности, к святоотеческой у Максима: последняя имеет свой вполне точный аналог психоаналитическому понятию «влечения» (Trieb, drive) — ὄρεξις, ἔφεσις, но всегда и последовательно различает три типа влечений, соответственно еще античной концепции трехчастности души («раздражительное (θυμικόν), «вожделевательное» (ἐπιθυμικόν), «словесное» (λογικόν)). Здесь очевидны параллели с «агрессией» и «либидо» у Мелании Кляйн и «креативностью» Отто Ранка (или «смыслом» Франкла).
8. Святоотеческие «поправки» к современным психоаналитическим теориям актуальны и для интерпретации клинического опыта, который, как отмечают психоаналитики еще со времен Анны Фрейд, не укладывается ни в одну из теорий психоанализа. Так, они позволяют понять, почему в ряде случаев не наступают такие сокрушительные последствия для психического здоровья пациентов, которые следовало бы ожидать «по теории». Это, в свою очередь, становится теоретической базой для выработки некоторых рекомендаций в области терапии.
