глава русской школы психоанализа, задушенной большевиками. в 90-е годы его переиздали, и на это переиздание, оказывается, где-то вышла рец. Кациса и Руднева (я нашел вот на этом прекрасном сайте -- http://ihtik.lib.ru/, по наводке
chistyakoff). рецензия там больше -- на предисловие А. Эткинда, в защиту от него Ермакова (который, похоже, был действительно великим человеком).Эткинд там, между прочим, приводит стандартный и чуть ли не единственный аргумент против психоаналитического литературоведения:
На этом фоне можно обратить внимание на претензии А. Эткинда к методическим основам психоанализа искусства:
(далее цитата из Эткинда)
Есть радикальная разница между ситуацией лечения и ситуацией чтения. Психоаналитик знает о своих пациентах совсем иное, чем знают о них их друзья и супруги, и так же иное, чем он сам знает о своих друзьях или супруге <...>. Между тем, о героях Достоевского Ермаков и даже сам Фрейд знает лишь то же самое, что знает о них любой читатель Достоевского: то и только то, что написано. <...> Аналитик, занявшийся анализом текста, вполне лишается главного своего инструмента, который Фрейд назвал трансфером: особенного отношения пациента к врачу, от которого зависит его, пациента, будущее и в котором сполна проявляется его, пациента, прошлое. Понятно, что ни Гоголь с Пушкиным ни Братья Карамазовы не испытывали трансферных (принято, впрочем, говорить, трансферентных. - Л. К., В. Р.) чувств ни к Ермакову, ни к Фрейду" (8-9).
авторы находят свои возражения на это -- из истории (примеров) и интуитивные. а у меня есть теоретическое: трансфер с литературными героями возможен, причем, в обе стороны, и он, пожалуй, является главным механизмом чтения (без него нам неинтересно)..
а теоретическая проблема в том, что структурализм, которому следует Эткинд, вслед за Соссюром и Фреге принял идею о несуществовании денотатов у вымышленных семиотических объектов ("знаков"). они при этом исходили из абсолютного противопоставления "объективной" и "субъективной" реальностей. уже тогда с Фреге спорил Майнонг, который говорил, чтобы он так не делал. но кто бы его (Майнонга) слушал! поэтому дождались Нильса Бора, который всем показал кузькину мать, а потом (в философии в 1950-е гг.) это подробно разрабатывал (совсем независимо от Бора) Куайн.
в нашей (с Долежелом) семантике возможных миров действуют другие принципы: у нас всё имеет денотаты, а я бы сказал, что еще и все является, хоть в какой-то степени, "реальным" (а также и "воображаемым"). выражаясь психиатрически, можно сказать, что слишком четкое "тестирование реальности" (распознавание границы между внутренним и внешним миром) -- это само уже нарушение тестирования реальности...
если денотаты литературных героев реальны, то с ними вполне возможен трансфер ("перенос"), и понятно, что герои будут себя по-разному вести с разными читателями, так что трансфер окажется взаимным. (и, в частности, поэтому -- хотя и не только поэтому -- автор не имеет никакого преимущества в деле познания созданного им возможного мира своего произведения: он такой же читатель, как и все прочие).
впечатление от чтения создается по механизму контрпереноса.
литературоведение -- проработка контрпереноса.
как-то так.
