Cирийский как lingua adamica в древних славянских памятниках
Согласно византийской историографической традиции, Адам разговаривал в Раю на еврейском языке; согласно сирийской — на сирийском; согласно славянской... то на еврейском, то на сирийском, в зависимости от памятника.
О письменех Черноризца Храбра (конец IX в., согласно датировке Дж. Дзиффера) было первым памятником, поставившим перед учеными вопрос о происхождении подобного мнения о сирийском языке. В этом памятнике, представляющем собой похвалу оригинальной славянской письменности (причем, именно глаголице, хотя эта письменность и атрибутируется свв. Кириллу и Мефодию), содержится следующее место (в гл. 9)[1]:
Íýñ?? ?? ???? ???????? ????????? @???? ??????, ?? ??????? ?? ?????????, ?@ ???????. ???? ????? ???????, ? w? ????? ?? ??????, ? w? ?????? ??????? ???? ??????? @???? ??? ????????????i?
Вопросом об источнике такого мнения задавался еще И. В. Ягич, который нашел для него единственную параллель в византийском тексте на греческом языке (у св. Феодорита Кирского (ок. 393—ок. 466[2]); соответствующее произведение блаж. Феодорита, хотя и не было известно в славянском переводе, но могло, по мнению Ягича, быть известно в славянском мире через какие-либо пересказы или извлечения[3]. В действительности, мнение о сирийском, а не еврейском языке как о языке Адама — общее место сирийской литературы, к которой принадлежит, в том числе, грекоязычный текст блаж. Феодорита[4].
Вслед за Ягичем источник данного мнения пытались искать другие исследователи, но безрезультатно[5]. Это сделало желательным предпринять общий обзор мнений об исконности как еврейского, так и сирийского языков в древнейшей славянской литературе. Такой обзор, охвативший довольно большое число памятников с аргументами в пользу каждого из двух мнений, был предпринят М. А. Бобрик, и его результатом стала постановка следующего вопроса: «Сосуществование в славянской письменности двух традиций ставит перед исследователем проблему: насколько случаен и чем обусловлен выбор той или иной точки зрения на первоязык? Отсюда возникают и смежные проблемы: 1) источники каждой из концепций для славянских книжников <...>»[6].
Источник концепции о первоначальности сирийского языка может быть только один — сирийская христианская письменность. Вопрос лишь в том, через какое посредство имела место трансляция этого мнения к славянам. Византийское посредство тут кажется a priori весьма маловероятным, т. к. мнение грекоязычного сирийца блаж. Феодорита оставалось в византийской письменности совершенно обособленным. Оно не цитировалось византийскими авторами, которые едва ли не все без исключения следовали мнению о первичности еврейского языка и именно это свое мнение передавали славянам. О латинском влиянии на славян тут говорить тем более не приходится. Остается влияние восточное — то есть либо непосредственно сирийское, либо какой-то другой восточно-христианской культуры, где было принято сирийское мнение[7]. Но последнее предположение представляется малореальным. Так что остается первое...
Итак, само по себе, наличие (и даже заметная распространенность) в древнейшей славянской письменности мнения о первоначальной богодарованности именно сирийского языка заставляет задуматься о возможности прямых сирийских влияний на славян.
[1] Цит. по критич. изд.: А. Джамбелука-Коссова. О писменехь / Черноризец Храбър. Крит. изд. София, 1980. 129—130. О рукописной традиции памятника (и неудовлетворительности цитируемого изд.) см.: G. Ziffer. Sul testo e la tradizione dell’Apologia di Chrabr // Aion Slavistica. 1993. 1. 65—95 (Annali dell’Istituto universitario Orientale di Napoli. Dip. di Studi dell’Europa Orientale. Sez. Slavistica); см. особ. с. 87—89 специально о датировке (автор готовит новое критическое изд.). Ср.: Дж. Дзиффер. Заметки о рукописной традиции Сказания «О писменех» черноризца Храбра (Хиландарский список № 481) // Славяноведение. 1995. № 2. 71—75. Выражаю глубокую признательность Джордже Дзифферу, сообщающему мне результаты своих исследований.
[2] Св. Феодорит Кирский. Вопросы на Бытие, IX, 10, 60 // PG 80, 165.
[3] И. В. Ягич. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянском языке. СПб., 1885—1895. (Исследования по русскому языку, т. I). 313.
[4] Обзор соответствующих мест в древних сирийских памятниках см. в: A. Borst. Der Turmbau von Babel. Geschichte der Meinungen über Ursprung und Vielfalt der Sprachen und Völker. 4 Bde in 6. Stuttgart, 1957—1963. Bd. I. 1957. 263—271, 287—290. Автор считает свидетельство блаж. Феодорита древнейшим в рассматриваемом им ряду. Тут, однако, не учитывается, что собрание древних апокрифических сказаний на темы кн. Бытия, так называемая Пещера сокровищ, хотя и дошла в редакции V в., но содержит материал преданий гораздо более раннего времени. Блаж. Феодорит едва ли не следовал преданиям подобного же рода, успевшим к его времени стать общепринятыми в Сирии.
[5] К. М. Куев. Черноризец Храбър. София, 1967. 68—71. Ср.: F. Thomson. SS. Cyril and Methodius and a Mythical Western Heresy: Trilinguism. A Contribution to the Study of Patristic and Mediaeval Theories of Sacred Languages // Analecta Bollandiana. 1992. 110. 67—122, особ. 104.
[6] М. А. Бобрик. Вопрос о первоязыке в славянской письменной традиции (постановка проблемы) // Вестник Московского университета. Сер. 9, филология. 1988. № 6. 32—38, особ. 38. За указание мне на эту работу благодарю В. М. Живова. Бобрик убедительно, как мне кажется, отвечает Б. А. Успенскому, считавшему, что в Житиях св. Андрея Юродивого и преп. Илариона бес говорит по-сирийски в силу именно древности этого языка (Б. А. Успенский. Вопрос о сирийском языке в славянской письменности: почему дьявол может говорить по-сирийски? // Вторичные моделирующие системы / Отв. ред. Ю. Лотман. Тарту, 1979. 79—82). Согласно Бобрик (с. 37), здесь дело как раз в том, что бес не может разговаривать на языке сакральном, первоначально присущем Адаму, и именно поэтому говорит не по-еврейски, а по-сирийски. (Заметим мы, поскольку этого не заметила Бобрик: Успенский ошибся, сославшись на Житие Андрея Юродивого — где по-сирийски говорит как раз не бес, а сам святой, наученный Святым Духом!) Указанные Бобрик славянские источники, где выражается мнение о первичности сирийского языка, должны быть дополнены глоссой, содержащейся в южно-славянской редакции славянского Апокалипсиса Варуха (где говорится, что до Вавилонского столпотворения все говорили только по-сирийски); см.: B. Philonenko-Sayar. La version slave de l’Apocalypse de Baruch // La littérature intertestamentaire. Colloque de Strasbourg (17–19 octobre 1983) / Éd. A. Caquot (Paris, 1985) (Bibliothèque des Centres d’études supérieures spécialisés. Travaux du Centre d’Étude Supérieures spécialisé d’Histoire des Religions de Strasbourg) 89—97, особ. 92. Это, в свою очередь, может иметь значение для решения вопроса о происхождении оригинала этого псевдоэпиграфического произведения, известного только по-славянски (оно, хотя и близко, но имеет существенные отличия от греческого Апокалипсиса Варуха).
[7] Например, оно встречается в эфиопской письменности: andemta на Апокалипсис...
